Умильный не обманул – лес вдоль реки стоял крепкий, сосновый, пахнущий сухим мхом и покрякивающий на ветру стройными вековыми стволами. От границы поля до воды было около километра, так что особо опасаться за бор не стоило: деревня в семь дворов не способна разорить такие заросли ни на дрова, ни на хозяйственные постройки даже если очень постарается. Лумпун оказался вполне приличной речушкой: метров пять шириной, с прозрачной водой и песчаным дном, над которым шастала рыбья мелочь. Андрею сразу захотелось на рыбалку – но он даже не представлял, имелись ли в шестнадцатом веке такие простые вещи, как леска или рыболовный крючок? Хотя – крючок всегда у кузнеца заказать можно, а вместо лески – тонкую бечеву использовать. Грузило добыть можно точно – раз пищали есть, должен быть и свинец.
Старательно отворачиваясь от моховиков и маслят – что он тут с ними делать станет? – Матях прошел пару километров вдоль берега, потом отвернул назад к деревне, остановился на краю желтого поля ржи.
– Мое поместье! – торжественно произнес он и прислушался к происходящему в душе.
Ничего. Как чувствовал себя двадцатилетним сержантом-срочником, так и остался. Хотелось домой. Обнять маму, подпоить и потискать Верку из квартиры напротив, погонять «Формулу 1» на компьютере, завалиться в ночной клуб. Дать в лоб какому-нибудь лоху, вообразившему себя крутым Рэмбо. В душе постоянно сохранялось такое чувство, что до приказа осталось всего полгода. Вот-вот служба закончится – и тук-тук, замелькают елочки за окнами скорого поезда.
Андрей тряхнул головой, двинулся вдоль поля до ближайшей межи и повернул к Порезу. Он и так часов пять погулял. Конец лета на дворе. Скоро стемнеет.
Правда, время сержант рассчитал все-таки плохо, и когда дошел до дома, то действительно начало смеркаться.
– Батюшка! – разглядела его с крыльца Лукерья. – Мы ужо затревожились. Варька баню стопила, как велено, свечи жжет. Как тебя по отчеству величать, боярин?
В первый миг Андрей удивился, что женщина чуть не в полтора раза старше его собирается обращаться по имени-отчеству, собрался было отмахнутся – но вовремя спохватился. Все-таки не просто сосед он здесь, а боярин. Хозяин. И Лукерья, кстати, его рабыня, как это не странно звучит. Боярин Умильный подарил.
Именно по имени боярина он отчество и выбрал:
– Андрей Ильич! – В случае чего всегда можно сказать, что не вспомнил отца своего, а в честь спасителя своего назвался.
– Так ступал бы париться, Андрей Ильич. Справы на тебе никакой, а вода остывает.
– Так, за домом, батюшка. Промеж яблонь, дабы, не дай Бог, пожар, так на дом бы не перекинулось…
Оказалось, что баню с дороги не видать из-за дома, заслонявшего ее вместе со всем садом своей громадиной. Подсвеченная изнутри дверь выделялась ярким прямоугольником, и сержант в очередной раз удивился, какими яркими кажутся в темноте свечи. В предбаннике он скинул поясной набор, разделся, прихватил свечу и прошлепал босыми ногами в парилку. Тут было не то, чтобы жарко, но продолговатая печь со вмазанным посередине котлом давала достаточно тепла, чтобы всласть расслабиться и пропотеть. Но стоило ему вытянуться на полке, как громко хлопнула входная дверь. Матях приподнялся на локтях, кляня себя за то, что не взял оружия и окидывая взглядом помещение. Два деревянных ковша, три бадьи, кадушка, корыто. Бадьей кое-как можно попробовать отмахаться, коли противник один и без копья или меча…
Но внутрь быстро просочились две обнаженные фигуры, причем обе были Андрею уже достаточно знакомы.
– Э-э… Вы чего? – хрипло поинтересовался он, прикрывая руками срам. Между тем «срам», не видевший женского тела уже неведомо сколько месяцев, отчаянно пытался выбраться, вытянуться, напрягался изо всех сил, норовя выглянуть хоть краешком плоти.
– Это мы, – бодро сообщила Варя, словно это хоть что-то объясняло, и чем-то плеснула на печь возле трубы. Послышалось грозное шипение, помещение заволокло клубами кисло пахнущего пивом пара, и теперь в бане стало действительно жарко.
– Сейчас пропарим… – Лукерья зашелестела веником, придвинулась ближе, решительно уложила не знающего, как поступить, сержанта на полку, прошлась горячили листьями по самой коже. – Варя, ты посмотри, межа-то как вкопана. Мы тут осторожненько…
Андрей почувствовал, как ветки веника щекотят мошонку, касаются его мужского достоинства, уже готового взорваться от долгого воздержания и столь нечеловеческих издевательств.
– Андрей Ильич, – Варя приблизилась вплотную, скользнула по плечу розовыми сосками крупных, но хорошо удерживающих форму девичьих грудей, потянула его с полки. – Ты и меня веничком парни…
Она развернулась к Матяху спиной, наклонилась, едва не отпихнув еще прохладной розовой попкой, и сержант более выдержать не смог. Отдавшись извечным инстинктам, одним сильным ударом он ломанулся к зовущей плоти, и если бы промахнулся – то, наверное, все равно пронзил бы крестьянку насквозь. Варя взвыла, заскребла ногтями сырую стену – но молить о пощаде было поздно. Андрей не смог бы сейчас остановиться даже под страхом смерти, он бился вперед раз за разом, чувствуя, как все внизу живота словно каменеет, твердеет, становится бесчувственным – пока вдруг не взорвалось жарким блаженством, отнимающим все силы до последней капли.
Матях отступил, осел на полок, не имея больше возможности ни смущаться, ни наслаждаться, ни радоваться – и им тут же завладела Лукерья:
– Счас пару добавим… От хорошо… И веничком, веничком…
Истома сменялась теплом, тепло – удовольствием. А его тем временем пару раз слегка простегали березовыми ветками, окатили, перевернули, снова высекли и окатили. На этот раз он смог перевернуться сам.
– Межи совсем не видно… – тихо спела пышнотелая женщина и что-то быстро прошептала девушке на ухо. Та хихикнула, придвинулась ближе, горячей водой полила Андрею на голову, навалилась на грудь, заодно прижав к доскам правую руку:
– Ай, боярин, бороды еще совсем нет. Но мы волосы помоем, волосы почистим, волосы причешем…
Под ее прибаутками Матях почувствовал, как к его мужскому достоинству опять кто-то проявляет живой и вполне осязаемый интерес. И последнее быстро откликается взаимностью. Но грубо отталкивать занимающуюся волосами девушку он не мог. Тем более, что никаких неприятных чувств пока не испытывал. Скорее, наоборот. Хотя, конечно, интереса к Лукерье не проявлял. Но и не шарахался. Андрей вообще быстро перестал понимать – его ласкают или насилуют?
Впрочем, один из главных органов тела, как нередко бывает, имел на этот счет собственное мнение, и вскоре волна наслаждения опять прокатилась снизу вверх, сметая глупые мысли. Варя плеснула на печь еще пива, они с хозяйкой начали поочередно охаживать вениками друг друга, обливаться. А когда спустя некоторое время снова вспомнили про помещика, Матях почти полностью пришел в себя.
– Ты смотри, как растет… – кивнул девушке Лукерья, с нахальной непосредственностью поглаживая мужское достоинство молодого человека.
– А чего ему вянуть… – не дожидаясь, пока с ним сотворят чего-нибудь еще, Андрей спрыгнул с полки, обнял Варвару, посадил ее на свое место, не спеша огладил одну грудь, вторую, скользнул ладонью вниз, промеж ног. Стряпуха жалобно пискнула, но противиться не посмела. Сержант развел ей колени, так же неспешно вошел и начал короткими сильными ударами пробиваться к неизвестной, но желанной цели, одновременно гладя волосы, касаясь кончиками пальцев сосков, плеч, губ. Теперь настала очередь девушки стонать от бессилия и наслаждения, и ощущение бесконечной власти над ней позволило опять взорваться безмерной сладостью и утонуть в блаженной неге.
Немного придя в себя в третий раз, Матях торопливо ополоснулся и вышел из парилки прочь. Он понял, что такого «мытья» долго выдержать не сможет. Здоровья не хватит. С трудом различая в темноте дорогу, он дошел до крыльца, поднялся, нырнул в сени, на ощупь повернул налево, нашел топчан и вытянулся на нем во весь рост.
Свеча в дверях появилась, когда он почти задремал.
– Щучьи головы принести, Андрей Ильич? – узнал он Варин голос.
– Неси, – поднялся Матях, тряхнул головой, отгоняя сон. – И топчан мне постелить вели.
– Сделаю, Андрей Ильич, – послушно кивнула девушка, и в голове сержанта внезапно появилась веселая, задорная мысль:
«А хорошо быть помещиком…».
Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 Манаков Анатолий
В БАНЕ (рассказ)
В БАНЕ
(рассказ)
Фроська тихо вошла в баню и нерешительно остановилась. Барин лежал на диване животом вниз, а две девки, Мелашка и Наташка, тоже голые, стоя с боков, по очереди ожесточенно хлестали его мокрыми березовыми вениками по распаренной, багрово-красной спине.
Барин блаженно жмурился и одобрительно крякал при особенно сильных ударах. Наконец, он подал им знак остановиться и, громко отдуваясь, опустил широко раздвинутые ноги.
Квасу, - хрипло сказал он.
Быстро метнувшись в угол, Наташка подала ему ковш. Напившись, барин заметил тихо стоявшую у двери Фроську и поманил ее пальцем. Медленно переступая мокрыми ногами по скользкому полу и стыдливо прикрывая наготу руками, она приблизилась и стала перед ним, опустив глаза. Ей было стыдно еще и оттого, что их обоих без тени смущения разглядывают стоявшие рядом девки, отнюдь не стыдясь своей наготы.
Новенькая! Хороша, ничего не скажешь! Как зовут? - скороговоркой бросил барин, ощупывая ее живот, ноги, зад.
Фроська, - тихо ответила она и вдруг вскрикнула от неожиданной боли: барин крепко защемил пальцами ее левую грудь.
Наслаждаясь ее упругостью, он двигал рукой вверх и вниз, перебирая пальцами вздувшуюся между ними поверхность груди, туго обтянутую гладкой и нежной кожей. Фроська дернулась, отскочила назад, потирая занывшую грудь. Барин громко засмеялся и погрозил пальцем. Вторя ему, засмеялись угодливым смехом Мелашка и Наташка.
Ну, ничего, привыкнешь, и не то еще будет, хихикнула Наташка и метнула озорными глазами на барина. А он, улыбаясь, запустил себе между ног руку, почесывая и пребирая все свои мужские принадлежности, имеющие довольно внушительный вид.
Ваша, девки, задача, - обратился он к Мелашке и Наташке, - научить Фроську всей нашей премудрости. Пока же пусть смотрит и ума набирается. А ну, Мелашка!
Мелашка вышла на свободную от лавок середину помещения и, согнувшись, уперлась руками в пол. Он подошел к ней, громко похлопал по мокрому ее заду с отливающей белизной упругой кожей и, вдруг заржал как конь. От охватившего его вожделения лицо его налилось кровью, рот перекосился, дыхание стало громким, прерывистым, а полусогнутые колени дрожали. Плотно прижавшись к крутому заду девки, он снова заржал, но уже победно.
Мелашку тоже, видимо здорово разобрало, она сладостно стала стонать и помогать барину. Наташка смотрела на эту живую картину, целиком захваченная происходящим действием, большие ее глаза расширились, рот приоткрылся, а трепетное тело непроизвольно перегибалось в такт движений тел барина и Мелашки. Она как бы сама принимала барина на месте подружки.
А Фроська, вначале ошеломленная, постепенно стала реально воспринимать окружающее ее очень откровенное бесстыдство действий перед нею голых барина и девок. Она знала что это такое, но так близко и откровенно видела половой акт между мужчиной и женщиной впервые. Когда барин прилип к Мелашке, Фроська от смущения отвернулась, но любопытство пересилило и она искоса кинула быстрый взгляд, а увидев, что на нее никто не обращает внимания, стала смотреть на них во все глаза. Не испытав еще на себе всю полноту мужской ласки, она воспринимала это сначала спокойно, затем стала чувствовать какое-то сладостное томление, и кровь горячими струями разлилась по всему телу, дыхание стало прерывистым, для нее все перестало существовать.
Вдруг барин судорожно задергался, его глаза закатились и он со стоном выдохнул из груди воздух.
Все! - молвил он расслаблено и тяжелой походкой направился к лавке. Мелашка выпрямилась, блаженно потянулась и тоже села на лавку.
Наташка, водки, - приказал барин.
Та юркнула в предбанник и принесла на подносе водку, стакан и миску соленых огурцов. Барин налил себе полный стакан, выпил залпом и захрустел огурцом. Затем налил снова и поманил Мелашку. Она подошла и тоже привычным залпом осушила поданный ей стакан, за ней ту же порцию проглотила и Наташка.
Иди сюда, - приказал барин Фроське, наливая ей водки.
Фроська взяла стакан и, одолев первый глоток, закашлялась.
Ничего, научится, - произнес барин и налил себе еще полстакана.
Девицы угодливо подхихикивали, с хрустом жуя огурцы. Барин запел: Барыня, барыня, сударыня ты моя Мелашка стала ему вторить, и Наташка, подбоченившись одной рукой и вскинув другую над головой, медленно пошла по кругу, виляя крутыми бедрами и притоптывая в такт босыми ногами. Постепенно темп песни стал нарастать и вместе с ней движения девки стали быстрее, ее стройное тело с гибкой тонкой талией извивалось в непристойных движениях, которыми якобы она, барыня, якобы отдастся мужчине. Руками она как бы обнимала воображаемого партнера, а низом живота подмахивала навстречу ему, и одновременно выбивала дробь ритма.
Эх, поддай! Сиськами потряси, - воскликнул барин и еще быстрее повел песню.
Наташка стала подпрыгивать на месте, поводя белыми плечами, ее полные упругие чаши слегка отвисших грудей, заколыхались из стороны в сторону, дразняще покачивая тугими, крупными горошинами розовых сосков.
Давай жару! - не выдержал барин и сам пустился в пляс.
Темп пляски стал бешенный, теперь плясали под один голос Наташки, хлопая ладошками то поверху, то понизу живота. Вдруг она взвизгнула и прижалась к барину, схватив его за шею другой рукой, а он, обхватив девку обеими руками, впился страстными поцелуями в ее шею, схватил и понес ее к скамейкам. Наташка отдавалась умело и страстно. Фроська и Мелашка снова во все глаза наблюдали за происходившим, а Мелашка (вот нахальная девка) подошла к ним сбоку и, встав на колени, стала в упор рассматривать. Охваченная непреодолимым влечением, к ней присоединилась и Фроська, завороженная невиданным ею зрелищем.
Из книги Начало Ордынской Руси. После Христа.Троянская война. Основание Рима. автора4.6. Месть Кримхильды-Хельхи и месть княгини Ольги Прибывшие послы убиты Воины, сгоревшие в подожжённом зале или подожжённой бане Прибыв ко двору Кримхильды, бургундские короли с вормсской дружиной располагаются во дворце гуннов. «Отвёл покои Этцель для знатных
Из книги Основание Рима. Начало Ордынской Руси. После Христа. Троянская война автора Носовский Глеб Владимирович4.6. Месть Кримхильды-Хельхи и месть княгини Ольги Прибывшие послы убиты Воины сгорают в подожженном зале или подожженной бане Прибыв ко двору Кримхильды, бургундские короли с вормсской дружиной располагаются во дворце гуннов. «Отвел покои Этцель для знатных пришлецов.
Из книги Тайна жрецов майя [с иллюстрациями и таблицами] автора Кузьмищев Владимир Александрович Из книги Чудо света на Руси под Казанью автора Носовский Глеб Владимирович3. Библейский рассказ о Моисее, сотворившем источник, и мусульманский рассказ об Ибрахиме, из-за которого был сотворен ключ Зам-Зам, - это два варианта одного и того же сюжета Хотя на первый взгляд библейское и мусульманское повествования различны, однако стоит
автора Носовский Глеб Владимирович9.1. Рассказ Геродота Геродот рассказывает об интересном видении, данном Гиппию, вождю персов. Речь идет о вещем сне. Перед началом Марафонской битвы «Гиппий, сын Писистрата… вел варваров (то есть персов - Авт.) к Марафону. В МИНУВШУЮ НОЧЬ ГИППИЙ ВИДЕЛ ТАКОЙ СОН. ЕМУ
Из книги Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков автора Носовский Глеб Владимирович6.1. Рассказ Геродота Мы уже цитировали Геродота, сообщившего, что молодой персидский царевич Камбис обещал своей матери «перевернуть Египет вверх дном», как только возмужает. Далее говорится следующее.«И вот, помня об этом (обещании - Авт.) Камбис, когда возмужал и вступил
Из книги 5000 храмов на берегу Иравади автора Можейко ИгорьРассказ о пагодах Больше всего в Пагане пагод. Их тысячи, и они исключительно разнообразны. От метровых крошек до великанов, ростом с Ананду, от новеньких, кирпичик к кирпичику, до груд кирпича, в которых с трудом можно угадать первоначальную форму пагод. От известных на
автора Валаев РустемЮность Рассказ) Вам, славной украинской девушке, я посвящаю этот рассказ о нашем путешествии по астраханской степи. Вы, вероятно, помните о нем столько же, сколько и я. Неизвестным осталось вам лишь одно обстоятельство. Обстоятельство, из-за которого ваша жизнь могла тогда
Из книги Алмаз - камень хрупкий автора Валаев РустемБез промаха (рассказ) Оскар Ларсен, розовощекий двадцатисемилетний детина с голубыми глазами и копной золотых волос, зачесанных на косой пробор, работал в Стокгольме шофером ночного такси. Это занятие с четким, раз навсегда установившимся ритмом жизни было не слишком
Из книги Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара автора Маргания Отар Из книги Загадка Розуэлла автора Шуринов БорисРассказ таксиста Как-то М.Хеземанну потребовалось отправиться в город Линкольн. Договорился с таксистом, поехали. Дорога предстояла длинная, разговоры были неизбежны. Слово за слово, Хеземанн сказал, что приехал в Розуэлл в поисках новой информации по катастрофе 1947 года.
Из книги Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации автора Шредер Эрик Из книги Тайны русской водки. Эпоха Михаила Горбачева автора Никишин Александр ВикторовичГлава первая «В кабаке и бане усе равны дворяне…» «Не пошла я нынче замуж, Не пошла – не каюся. С милым другом наживуся, С пьяницей намаюся». Частушка Рассуждения Горбачева о «сухом законе» не желают слушать. С позиций августа 2013 года – ну и что? Какое нам дело, пили или
Из книги Живущие дважды автора Голубев Анатолий Дмитриевич Из книги Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины автора Лора Олсон, Светлана Адоньева.Издательство: Новое литературное обозрение.
Рассказ как наставление Наш следующий пример дает прекрасную иллюстрацию ситуации разговора между умудренным опытом собеседником и несведущими интервьюерами, а также показывает сложность и подвижность динамического контекста подобной коммуникации. В интервью 2005
Из книги Зарубки на сердце автора Васильев Виктор НиколаевичМАРУСИН РАССКАЗ Дядя Коля повел нас своим путем – напрямик на деревню Ляды. Шли то полем, то лесом. То по тропинке, то по тележной до-роге. Шли медленно, так как вначале корова мотала головой, упрямилась. Потом ничего, разошлась. Мы почти не разговаривали. Только изредка
«Ни души...- подумала Софья, бредя к баньке по тропе, чуть намеченной в талом снегу, и весной не пахнет...»
Звук замедляющей бег электрички напомнил, что Ярославская дорога недалеко. Но подворье, куда неделю как перебралась Софья, удрученная хроническим бездомьем, стояло очень уж особняком и доброй славой не пользовалось. Жила в нем еще десять лет назад не сказать чтоб дружная, но, казалось, прочная семья. К появлению Софьи почти все обитатели дома вымерли - кто от старости, кто от болезни. Дом пустовал год-другой-третий, с неохотой навещаемый владелицами-сестрами, нашедшими себе скромное обиталище в столице. Отчий дом они не любили и все чаще поговаривали о том, чтобы навсегда с ним расстаться.
Софье их сомнения были понятны, но лучшего места, когда требовалось ей уединение, она себе и представить не могла.
Она вошла в только что затопленную ею баньку и склонилась над вмазанным в печь котлом. И тут у нее за спиной кто-то рванул входную дверь, да так энергично, что вылетел небрежно накинутый Софьей крюк. Она вздрогнула, уронила на печь деревянный кружок, прикрывавший котел.
- Пьяный! - вскрикнула Софья, ни к кому не обращаясь. Ничего страшнее в эту секунду ей и в голову не пришло.
- Хотелось бы! Да ведь не до хорошего,- насмешливо откликнулся юношеский голос.
На следующий выкрик Софьи:
- Что вам надо?
- Незнакомец в телогрейке ответил уклончиво:
- Это уж по ситуации.
- Ну тогда скажите, кто вы.
- А так разве не видно?
- Я гадать не умею, извините...
- О чем гадать? Кому кого надо бояться?
- Я вас не боюсь.
- А зря. Я из тюрьмы сбежал.
- Убили кого-нибудь? Или...
- Как я понимаю, «или» для вас менее приемлемо... Нет, и не «или», и не убивал. Да я до вас пальцем не дотронусь! Вы учительница?
Софья обиделась:
- Нет.
Он понял, что вопрос для нее, мягко говоря, нелестный. Наконец он вытянул из нее, что она художница.
- А мы так и будем здесь стоять? Баня вот-вот выстудится. Ей-богу, меня, наверное, даже на баньку не хватит... Падаю я от усталости.
Было полутемно, горела стеариновая свеча на окне, печь изредка освещала предбанник мгновенным грязно-розовым светом. Софья усадила своего изнемогшего гостя на лавку и пошла подбавить в парилку пару. Она пустила пар и уселась, почти теряя сознание, среди шаек и березовых веников.
Гость появился, обвязанный по бедрам вафельным полотенцем. У Софьи возникла и окрепла мысль, что она где-то и не раз его видела, но тут он поддал такого пару, что ни одной мысли не осталось даже в зародыше. Она пришла в себя, когда он окатил ее холодной водой, но уже и не пыталась вмешаться в ход событий. Он мастерски орудовал шайками, вениками. В последний раз Софья только вяло подумала, что осталась, кажется, в чем мать родила. Окончательно она открыла глаза только тогда, когда они уже сидели за чайным столом, он - в ее махровом халате, а она - в своей байковой, до пят, ночной рубашке с накинутым на плечи хозяйским оренбургским платком. Она вовсе не была уверена, что оделась сама.
Он спросил:
- Какую вам чашку?
- Синюю.
Все начиналось заранее, на какой-то очередной пьянке, когда Юля с Катей сказали, что хотят праздновать день рождение вместе и в сауне. Интересно. Я никогда раньше не была в сауне и доброй традиции, как у Лукашина, у меня тоже нет. Но меня заинтересовало предложенное.
Наступила знаменательная дата. 6 февраля. Днем я успела поработать пресс-службой на открытии Турнира по греко-римской борьбе. Но об этом в отдельной теме. Так вот настал тот вечер. Мы встретились с Глебом в метро и двинулись на Авиамоторную, где подцепили Димона и Сеню.
Сауна была в аццки зловещем месте, всем своим видом говорящем о том, что "вы, ребята, попали в "Хостел" и сечас вам будут выжигать глаза, резать сухожилия и вобще вы умрете медленной мучительной смертью", как в популярных американских триллерах. Водитель маршрутки высадил нас на никому не известном Андроновском шоссе, впереди железная дорога, справа гаражи, слева промзона, высокий железный забор и темнота. Хммм... интересно, что же дальше. Звоним Кате. Длинные гудки в трубке, а после и вовсе "Аппарат абонента выключен..." со всеми вытекающими из этого последствиями. Спустя минут 10 нашего шагания за Димоном, который убедил, что понял, где это находится и уверенно уводил нас в поглощающую тьму между заводами или чем-то таким, раздается телефонный звонок:
- Але.. вы где... вам надо прям на перекрестке за железным забором проходная. Вас там встретят.
Мне становится легче, что все-таки нам предстоит вернуться на освещенную дорогу, туда где нас высадили, и где изредка все-таки проезжают машины и даже люди обреченно чего-то ждут на остановке. "Ну, вот, - Дима увидел ворота, - нам сюда".
- Здравствуйте! - он засунул голову в окошко проходной к суровому дядьке в форме, - а нам бы в баньке попариться!
Мы разразились хохотом. Ворота всем своим видом не давали ни одного намека, что за ними может быть баня или вообще какое-то увеселительное заведение. Разве что, морг, котлы ада и Никита Джигурда, правящий балом.
- Соседня проходная, ребята, - ответил суровый дядька и мы, еще раз хохотнув, двинулись дальше.
- Але, ну мы пришли, встречайте, - мы позвонили и стали покорно ждать. На проходной сидели молодой охранник и страрый - старший смены, - который завалив ноги на стол и пялился в телек на то как старина Халк Хоган, одетый в какие-то "памперсы", как мне показалось, добивает кого-то в рестлерском поединке.
- Блин, че так долго-то, - мне все еще было не по себе, как вдруг откуда-то из глубины здания отдаленно раздаются женские вопли - что-то среднее между смехом и криками ужаса. У меня тут же всплывают в голове картины из к/ф "Американский оборотень в Париже", как сотни американцев, под предлогом вечеринки, заводили в огромный зал, после чего запирали ворота и группа людей, после сделанной инъекции превращалась в оборотней и.. дальше догадываетесь, что происходило. Глеб, с Димоном только хохотали. Семен невозмутимо молчал и иногда давил пассивную улыбку.
За нами выходит девушка и тихим голосом предлагает следовать за ней, через проходную на улицу и дальше мимо темных зданий. Пока мы шли, я успела разглядеть карту, на которой было обозначено много корпусов, и несколько маленьких на отшибе, я решительно заявила, что 14-й - это точно морг или газовая камера. Мы спустились в подвал вниз по лестнице, и попали на удивление в достаточно позитивное помещение. Там было тепло и влажно, как наверно и положено в сауне. Большой зал с массажным креслом, накрытым столом, караоке и диваном. Катя, Юля и Пасечник были уже там, и, переодевшись, Катя повела нас дальше на экскурсию. В следующем помещении была сама парилка за прозрачной стеклянной слегка тонированной дверью, бассейн с холодной водой, душ и остальные удобства. Дальше была еще одна дверь, за которой крутая лестница уводила на второй этаж, поднявшись на который взору открывалась большааая-большая кровать, чему мы заметно обрадовались и загадочно заулыбались.
Из всех гостей оставалось дождаться только Валентина, который в духе своих манер как обычно опаздывал, но вскоре подтянулся и пошел разнос.
Естественно первый заход в баню. Все в купальниках и плавках (Димон в стрингах принципиально). Мы с Катюхой отказались идти в сауну, ибо нам этот сомнительный кайф не понятен, все эти потения, прыгания в бассей и вобще, еще тушь потечет... да ну, лучше поговорить..
Да ладно тебе, Свет, пошли попаришься!
- Ну, я не хочу, я боюсь, вдруг мне плохо станет, - я ломалась изо всех сил, - я уже выпила тем более и у меня купальника нет.
- Ну, я тоже в стрингах и что, - твердил Дима хором со всеми остальными, уговаривая меня постичь данную процедуру.
- Ну, посмотрим, я выпью еще чуть-чуть и подумаю, - шампанское и так уже накатило в жаре.
Ааааа... как вы тут сидите! Этож пипец, ааа... я дышать не могу... чорт, - Катюха сидевшая рядом на пару со мной закрывала лицо руками, мы обе чувствовали себя цыплятами в духовке.
- Если бы тут еще и загорать можно было, то было бы ваще отлично, - сказал кто-то с верхней полки. Боже, как они там сидят и еще разговаривают, мне внизу уже так невыносимо.
Я выскочила наружу, жадно глотая прохладный воздух и обливаясь из душа (в бассейн прыгать я не рискнула), ко мне начало приходить осознание того, что вместе-то всем париться вроде и прикольно.
Дальше было еще несколько заходов, с каждым разом одежды на всех оставалось все меньше и меньше, при том, что ее и было не так уж и много, точнее практически не было, но у нас с Юлей только в путь слетали лифчики, Валян парился в костюме Адама, прикрывая дубовым листиком причинное место. Интеллегентные замечания, типа "Эээ... Дима, у тебя яичко вывалилось" звучали с весьма серьезными лицами, после чего началась занимательная игра "СтрингоТвистер", засовывание всеми десяток в массажное кресло, потому что первооткрыватель этого удовольствия обнаружил, что там есть даже массаж пятой точки и с диким восторгом и истерическим смехом оповестил всех об этом: "ООооооо.... бля..бля..там страпооон, страпооооон!"
Еще шампанское... Песни караоке... шампанское... баня... шампанское... кровать... шампанское... шампанское... баня... кровать... экран потемнел, оставив угасающую белую точку в центре.
Светочка:
Дим, скажи Глебу, что ты не пялился на мои сиськи, когда я сняла лифчик в сауне. Я вообще не понимаю, зачем я это сделала. Ты же не смотрел?
Димон ШНИДР:
)))))))))))))Это все равно что я снял бы стринги и сидел бы без стрингов. Ты бы пялилась?))))
Светочка:
Эээ... Ну может взглянула бы мельком, но потом сразу бы отвела глаза)))))))
Димон ШНИДР:
Ахахахахахахаха....))))
Мася, мне таааак плоооохо, я валенки испачкала..
- Я тебе говорил вчера, а ты снеееег... снееееег...
…Солнце еще не встало, а Мишка уже был на Барсучьем бору. Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов. Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы.
Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел.
Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами. Мишка долго стоял, как зачарованный, любуясь искрящимся зимним миром. На противоположной стороне реки на крутом берегу стояла заснеженная, рубленая в два этажа из отборного леса дача бывшего директора леспромхоза, а ныне крутого бизнесмена – лесопромышленника. Окна ее украшала витиеватая резьба, внизу у реки прилепилась просторная баня. Дача была еще не обжита. Когда Мишка уезжал в Питер, мастера из города сооружали камин в горнице, занимались отделкой комнат. Теперь тут никого не было. И Мишка даже подумал, что хорошо бы ему пожить на этой даче до весны. Все равно, пока не сойдет снег, хозяевам сюда не пробраться. Но тут же испугался этой мысли, вспомнив, что за ним должна охотиться милиция.
Он спустился к реке, прорубил топором лед поперек русла, забил прорубь еловым лапником так, чтобы рыба могла пройти только в одном месте, и вырубил широкую полынью под вершу.
Скоро он уже закончил свою работу и пошел в избушку отдохнуть от трудов. Избушка была маленькой, тесной. Но был в ней особый лесной уют. Мишка набросал на нары лапника и завалился во всей одежде на пахучую смолистую подстилку, радуясь обретенному, наконец, покою.
Проснулся Мишка от странных звуков, наполнивших лес. Казалось, в Барсучьем бору высадился десант инопланетян, производящих невероятные, грохочущие, сотрясающие столетние сосны звуки. Мишка свалился с нар, шагнул за двери избушки.
Путана, путана, путана! - гремело и завывало в бору.- Ночная бабочка, но кто ж тут виноват?
Музыка доносилась со стороны реки. Мишка осторожно пошел к берегу. У директорской дачи стояли машины, из труб поднимались к небу густые дымы, топилась баня, хлопали двери, на всю катушку гремела музыка, то и дело доносился заливистый девичий смех.
У Мишки тревожно забилось сердце. Он спрятался за кустами и, сдерживая подступившее к горлу волнение, стал наблюдать за происходящим…
Он видел, как к бане спустилась веселая компания. Впереди грузно шел директор их леспромхоза, следом, оступаясь с пробитой тропы в снег и взвизгивая, шли три длинноногие девицы, за ними еще какие-то крупные, породистые мужики. Скоро баня запыхала паром.
Изнутри ее доносилось аханье каменки, приглушенный смех и стенания.
Наконец, распахнулись двери предбанника, и на чистый девственный снег вывалилась нагишом вся развеселая компания. Мишкин директор, тряся отвислым животом, словно кабан пробивал своим распаренным розовым телом пушистый снег, увлекая компанию к реке, прямо в полынью, где стояла Мишкина верша.
Три ображенные девицы оказались на льду, как раз напротив Мишкиной ухоронки. Казалось, протяни руку и достанешь каждую.
От этой близости и вида обнаженных девичьих тел у Мишки, жившего поневоле в суровом воздержании, закружилась голова, а лицо запылало нестерпимым жаром стыда и неизведанной запретной страсти.
Словно пьяный, он встал, и, шатаясь, побрел к своему убогому пристанищу. А сзади дразнил и манил волнующе девичий смех и радостное повизгивание…
В избушке смолокуров он снова затопил печь, напился чаю с брусничным листом и лег на нары ничком, горестно вздыхая по своей беспутной никчемной жизни, которая теперь, после утреннего заявления по радио, и вовсе стала лишена всякого смысла.
Мишка рано остался без родителей. Мать утонула на сплаве, отец запился. Сказывают, что у самогонного аппарата не тот змеевик был поставлен. Надо было из нержавейки, а Варфоломей поставил медный. Оттого самогонка получилась ядовитая.
Никто в этой жизни Мишку не любил. После ремесленного гулял он с девицей и даже целовался, а как ушел в армию, так тут же любовь его выскочила замуж за приезжего с Закарпатья шабашника и укатила с ним навсегда.
А после армии была работа в лесу, да пьянка в выходные. Парень он был видный и добрый, а вот девиц рядом не случалось, остались в Выселках одни парни, девки все по городам разъехались. Тут поневоле запьешь! Уж лучше бы ему родиться бабки Саниным козлом! Сидел бы себе на печи да картошку чищеную ел. Ишь, в кабинете ему студено!
Мишке стало так нестерпимо жалко самого себя, что горючая слеза закипела на глазах и упала в еловый лапник.
…Ночью он вышел из избушки, все та же песня гремела на даче и стократным эхом прокатывалась по Барсучьему бору:
«Путана, путана, путана,
Ночная бабочка, но кто ж тут виноват?»
Столетние сосны вздрагивали под ударами децибелл и сыпали с вершин искрящийся под светом луны снег. Луна светила, словно прожектор. В необъятной небесной бездне сияли лучистые звезды, и, ночь была светла, как день.
Мишку, будто магнитом, тянуло опять к даче, музыке и веселью. И он пошел туда под предлогом перепроверить вершу. Ее могли сбить, когда ныряли в прорубь, или вообще вытащить на лед.
Директорская дача сверкала огнями. берега Мишка видел в широких окнах ее сказочное застолье, уставленное всевозможными явствами. Кто-то танцевал, кто-то уже спал в кресле. Вдруг двери дачи распахнлись, выплеснув в морозную чистоту ночи шквал музыки и электрического сияния.
Мишка увидел, как кто-то выскочил в огненном ореоле на крыльцо, бросился вниз в темноту, заскрипели ступени на угоре, и вот в лунном призрачном свете на льду реки он увидел девушку, одну из тех трех, что были тут днем. Она подбежала к черневшей полынье, в которой свивались студеные струи недремлющей речки, и бросилась перед ней на колени.
Мишка еще не видывал в жизни таких красивых девушек. Волосы ее были распущены по плечам, высокая грудь тяжело вздымалась, и по прекрасному лицу текли слезы.
Вновь распахнулись дачные двери, и на крыльцо вышел мужчина:
Марго! - крикнул он повелительно.- Слышишь? Вернись! Видимо, он звал девушку, стоявшую сейчас на коленях перед полыньей.
Маля! - повторил он настойчиво,- Малька! Забирайся домой. Я устал ждать.
Девушка не отвечала. Мишка слышал лишь тихие всхлипывания. Мужчина потоптался на крыльце, выругался и ушел обратно. Девушка что-то прошептала и сделала движение к полынье.
Мишке стало невыносимо жалко ее. Он выскочил из кустов и в один миг оказался рядом с девицей.
Ты кто? - спросила она отрешенно. От нее пахло дорогими духами, вином и заграничным табаком.
Мишка,- сказал он волнуясь.
Ты местный?
Живу тут. В лесу,- все так же деревянно отвечал Мишка. Девица вновь опустила голову.
А я Марго. Или Маля. Путана.
Это, стриптизерша, что ли?
Да нет. Путана.
Мишка не знал значения этого слов и решил, что путана — это фамилия девицы.
Ты, это, не стой коленками на льду-то,- предупредил Мишка.- А то простудишься.
Девица вдруг заплакала, и плечи ее мелко задрожали. Мишка, подавив в себе стеснение, взял ее за локотки и поставил рядом с собою.
Слышишь, Мишка,- сказала она вдруг и подняла на него полные горя прекрасные глаза.- Уведи меня отсюда. Куда-нибудь.
И Мишка вдруг ощутил, что прежнего Мишки уже нет, что он весь теперь во власти этих горестных глаз. И что он готов делать все, что она скажет.
У меня замерзли ноги,- сказала она.- Погрей мне коленки. Мишка присел и охватил своими негнущимися руками упругие колени Мали. Ноги ее были голы и холодны. Мишка склонился над ними, стал согревать их своим дыханием.
Пойдем,- скоро сказала она.- Уведи меня отсюда скорее…
Они поднялись по тропе в угор. Неожиданно для себя Мишка легко подхватил ее на руки и понес к своему лесному зимовью. А она охватила его руками за шею, прижалась тесно к Мишкиной груди, облеченной в пропахшую дымом и хвоей фуфайку и затихла.
Когда Мишка добрался до избушки, девушка уже глубоко спала.
Он уложил ее бережно на укрытые лапником нары и сел у окошечка, прислушиваясь к неизведанным чувствам, полчаса назад поселившимся в его душе, но уже укоренившимся так, словно он вечно жил с этими чувствами и так же вечно будет жить дальше.
Маля чуть слышно дышала. Ночь была светла, как день. За окошком сияла прожектором луна.
